Deniza Glezina / Дениза Глезина
Слушать всё
Пьеро
Уклоняюсь от смеха,
Укоризненно белый
Стою посреди маскарада.
Ты — рядом
С приставкою "не"
Со мной.
Больней,
Чем солёная правда
Арахисовых фонарей.
Хочется вы
Хочется вы
Выпасть и выспаться,
Тронутся вырваться
Тронуть и не в сердцах
Рассказать
О содеянном, веленном, беленном, веером, вечером, берегом
Не берегли
Увидим
Ся?
Вряд
Ли
В ряду ли стояли,
Где состояли мы
В не состоянии
Без сострадания
Увидеть вокруг
чьи-
то
рты.
Опрокинутым тазом,
Разбавленным джазом,
По нервам и связкам
Сжованы мы –
Банальщиной будней,
Помятой посудой,
По черным забитым углам,
Простудно.
Под суд я
Под суд я
Под суд я
Пошел раздираемый белой
Косой переулка
На грубость и муку,
На смех и рассудок,
Огибаемый слухом
Прохожих,
Виднеются рожки
У фавнов
И мечется Вагнер
Над толпой маскарадной,
Ты рядом,
Но "не" со мной
Не подпускает по ближе,
Мешает услышать
Мой крик
Я без
Лик
А
Рле
Кин
А
Рле
Кин
А
Рле
Кин
* * *
Только чёрные песни петь, унывать,
целовать только тех, у кого на лице горькой тенью проносится просьба.
Разливать по стеклу пальцем дело тепла и трамвайно нырять под откосы.
Разлетаться по веткам недель, сортируя себя, раздаваться с утра лишь по шепоту снега.
Иней пепла сужать до замёрзших ресниц и сжимать беспристрастно колени.
Как на плац, как под партой, как молитвенно тесные вазонные вербы.
Некрещеные листья полезут
к рукам и к неприбранным сколам рассвета.
Я живу только там, где успеет взойти сонной радости серая нежность.
Но осталось мне круглая лента пути, синий слог и вьючные черные веки.
Мне тут только писать и с разборчивым небом корпеть над последним аккордом
побега
* * *
В узкие окна точит глаза зима.
На этом портрете я вышла будто нема
я
Качаюсь на качелях сухого вина,
В бокале бетономешалки мешаю себе сама.
Железные руки дождя, ржавые локти грозы
Дари мне осколки радиоактивной глухой весны
Что́ выростет камнем над пропастью, чтоб больше не сныть?
Хотелось бы вырасти полем, да чтобы расколотым
на басы
Разчерченным наугад по́д метронома пунктир,
Из точки А в пункт Б встретишь извечный трактир:
В нем я, клюка да разбитых корыт ряд,
Рассеченный ветром причал виска в общих беспечных снах.
А там зима лезет зрачком в форточкино бельмо,
Точит сквозняк лодыжки столам, берет от дверей разгон
Качается то, что могло быть я, но и совсем не могло
Как бы я привыкла молчать? Если так много слов
Как бы я привыкла молчать? Если снов - водоем
Как бы я привыкла молчать? Зачем же тогда вино?
* * *
Утра огрызок валялся в изморози,
Собаки выпросили у бога погрызть его.
Ночное пиршество не долго длилось,
Расчертилось небо молнии стилусом.
Деревья черными пальцами, за платье бога цеплялись:
"Какого черта зима ещё, какого дьявола заморозки?
За что дня обрезки жуют псы по подвалам?
Нам хочется мая, долгого дня, тепла до отвала!"
Тучи сочились вниз острыми нитками,
Деревья и ветер гнались, бог убегал от них.
Кастрюли ронял наверх, не вписывался в углы,
Залез на тахту из звёзд да упал в таз луны.
Он кричал: "Нет у меня весны! Нет у меня весны!"
Бог изнемог, простыл,
Ветер снимал кресты.
"Нет у меня весны! — кричал. — Нет у меня весны!"
Деревья и ветер гнались,
Бог убегал от них.
"Нету для вас весны! Нету больше весны!"