ЭДУАРД ПРОНИЛОВЕР  / EDUARD PRONILOVER

                                      ГОРОД НАШ СВЯТОЙ - ИЗ ВАТЫ

Слушать всё

БАБОЧКА И СМЕРТЬ                        

Я в поле бабочек ловлю,
а будущие узницы
смеются, зная – я ведь сплю…
Лимонницы. Капустницы.

В сачок летит павлиний глаз,
с ноги слетает тапочек,
сейчас никто не видит нас –
меня, цветы и бабочек.

Качнулся неба синий пруд,
сияя, словно глянцевый.
И будто бы меня зовут
родители на станции.

Был день без года и числа.
Но сделать мир свободнее,
сняв марлю с банки из стекла,
во сне решил сегодня я.

И вот, теперь уже ничьи,
над утренним нагревом и
над полем бабочки мои
взлетают королевами.

И вдруг одна из королев,
из банки, как из камеры,
на старый свитер мой взлетев,
сложила крылья замертво.

Копилась тишина кругом.
Я слёзы вытер шапочкой.
Мы вместе к станции пойдём –
вдвоём с умершей бабочкой.

Команды резкие звучат,
стоит овчарка тихая.
Кого ни спросишь – все молчат,
в вагоны пальцем тыкая.

Знакомых нету никого,
а пассажиры грузятся
в вагоны, все до одного;
перрон пустой, как улица.

А здесь снуют туда-сюда
фельдфебели, поручики.
И вот мы едем. Но куда –
не говорят попутчики.

Нас к площади ведёт конвой,
в Нью-Йорке или Питере,
и стала жёлтою звездой
лимонница на свитере.

СОНЕТ                                                              

Спит возраст мой. Какое небо ночью!
Прозрачна облачная пелена,
над нею проступают имена
и что потом произойдёт воочью.

Неодолимо притяженье сна,
он разрывает всё, что видишь, в клочья;
пустеет память, и скользит луна,
и звёзды катятся, как многоточья…

Простите, если никого не спас;
и ангел за спиной в последний раз,
глаза полуприкрыв и как бы дремля…

Родители ещё не знают нас;
и кажется, что не наступит час,
когда восходим с облаков на землю.

* * *                                                          

оставь там где есть если я до сих пор не ответил
подземные гномы в пещерах добавили жару
и медленно так поворачиваюсь будто ветер
лениво толкающий мусоры по тротуару

и день отступивший как мир обступивший не страшен
всё шире Уилшир луна прилетела большая
пока я на город смотрел уставая от башен
карманным фонариком птицам пути освещая

играй пустограй осыпайся с небес штукатурка
всё крепче оправы и всё безнадёжней утраты
как пепел окурка как праздновать смерть демиурга
как голым глаголам в толпе превращаться в цитаты

ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ                                      

                                          Музыка и исполнение Майи и Александра Голдобиных (Сан Франциско)

Оглянись, оглянись, Шуламит!
Оглянись, оглянись, –
и мы посмотрим на тебя.
                                       (Песнь Песней)

Так уж исстари ведётся:
синь померкнет, конь споткнётся,
гром небесный прогремит…
Я с тобою, Шуламит.

В солнечном круговороте,
в царстве света, в царстве плоти
лик твой, как звезда, горит.
Я с тобою, Шуламит.

Это Божьей славы полдень.
Мир твой чист, как мир Господень:
злобы нет и нет обид.
Я с тобою, Шуламит.

Палестина ли, Россия…
Только ты – Любовь, Мессия!
Твой Завет меня хранит.
Я с тобою, Шуламит.

Город наш святой – из ваты.
Храм сгорит – и твой крылатый
ангел в страхе улетит.
Я с тобою, Шуламит.

И пока тебе я внемлю,
небо не оставит землю,
наши раны исцелит.
Я с тобою, Шуламит.

Имя… звук чуть слышный… слово,
тихое, как плач Иова.
Или дождь во тьме шумит?
Кто-то шепчет: «Шуламит…»