Наталья Резник / Natalya Reznik

                                                         

                                 ДОМ НА ДНЕПРЕ

Слушать всё

          * * *                                                                                      


	Товарищ, огорчаться брось,
	Дави тяжёлый вздох.
	Нам жить с тобою довелось
	В эпоху из эпох.
	Вот соотечественник твой –
	Он брызгает слюной.
	Он сильно болен головой,  
	Он болен всей страной.
	Прими с восторгом, старина,
	Его безумный пыл.
	Когда, в какие времена,
	Он так безумен был?
	Он был угрюм, и глух, и нем,
	И дрался с пьяных глаз.
	Но чтоб свихнуться насовсем –
	Такое в первый раз!
	Да нам подарено судьбой
	Над смертью торжество.
	Конец пришёл, а мы с тобой
	Свидетели его.
	Иной родится и помрёт,
	Другой уже угас.
	А мы видали свой народ
	В его последний час.
	Тверди, когда тоска дерёт,
	Когда своих забыл:
	Я не был там, где мой народ
	Тогда, к несчастью, был.

  * * *                                                                          

        Православные пионеры
	Маршируют, маша кадилом.
	На груди у них крест крестильный,
	На спине у них черный крест.
	И скандируют пионеры:
	«Ой, ты Боже наш милосердный,
	Покроши в винегрет укропов,
	Мы же с ними один народ!»
	«Все мы, все мы антинацисты,
	Потому что великороссы,
	А нерусские все нацисты,
	Мы их вырежем и сожжем».
	«Все сожжем»,- кричат пионеры.
	«Всех убьем», - вопят пионеры.
	Мелко крестятся пионеры,
	В барабаны кувалдой бьют.
	Впереди идет пионерка
	С металлическими зубами,
	С сединой, закрашенной синькой
	И с огнем в обвисшей груди.
	«С нами Ленин, Путин и Мао,
	С нами райские песнопенья,
	С нами скипетр, серп и молот,
	С нами партия и Христос!»
	И хоругвь на ветру трясется,
	Красный галстук о сердце бьется
	И о крестик нательный рвется,
	Об асфальт копыта стучат.

          ДОМ НА ДНЕПРЕ                                                    


	Жизнь твоя повисла на волоске,
	Из укрытий - ванная, две стены.
	Дома на Днепре строили на песке.
	Как говорится, не было бы войны.
	Помните, братья, нашу борьбу за мир?
	Каждый народ каждым другим любим.
	А какой был общий белый вкусный пломбир!
	Мир да пломбир советский. Вот за них и бомбим.
	Дом на песке на берегу Днепра,
	Здесь вот отцы… мы же отцов сыны!
	Рядом вместо дома уже дыра.
	Что ж тут поделать, не было бы войны!
	Нет, мы, конечно, нет говорим войне.
	Что ж ты не готов за мир умереть?
	Только бы не, только бы не бы не…
	Только бы зажмуриться, не смотреть…

          * * *                                                                            


	Вот женщина рассказывает мужу,
	Как осложнился их нехитрый быт,
	Лекарства, несомненно, стали хуже,
	Сосед мобилизован и убит,
	И жизнь какая стала дорогая
	Под крыльями двуглавого орла.
	А в это время женщина другая
	В завалах краматорских умерла.
	Или жива, но скоро задохнется,
	Ее стена в кровавый ком сомнет.
	А эта - в дом с покупками вернется.
	И перед телевизором заснет.

          * * *                                                                            


	А помнишь нашу улицу Тверскую,
	Где юность расцвела и умерла?
	10-й «А», я по тебе тоскую.
	10-й «А», ну как твои дела?
	Ты в майские отправишься на дачу
	И выпьешь там за подвиги дедов,
	Пока я на другой планете плачу
	Вдали от огородов и садов.
	Ты будешь горд, что наши победили,
	Что гром победы яростно гремел.
	Как долго мы все это проходили,
	Как ты мгновенно все забыть сумел!
	А я к тебе протягиваю руки
	Туда, где ты стоишь к плечу плечом,
	А у тебя хозяйство, дети, внуки
	И телевизор до ночи включен.
	Ты в прошлом уклонялся от призыва,
	Стремительно состарившись потом.
	Мой бедный класс советского розлива
	Не воевал. Спасибо и на том.

          * * *                                                                            


                     	                                   Виталию Шнайдеру
	Человек живет вечно, пока живет,
	Вечно человек планирует наперед.
	На завтра, следующий месяц, будущий год.
	Ведь завтра-то наверняка не умрет.
	А завтра остается он во вчера,
	А где он был - пустота, на месте его дыра.
	Только для не получивших весть,
	Он все еще жив, все еще где-то есть.
	Но его уже нет.
	И его не создать из некрологов и эпитафий,
	Его не сложить из писем и фотографий.
	А ты по привычке думаешь наперед:
	Что он скажет, когда прочтет?
	А он уже не прочтет.

          * * *                                                                            


	Женщина с тушью, размазанной по лицу,
	Плачет, что ей уже не идти к венцу,
	Не рожать детей, не целоваться в саду,
	Не сдавать выпускных в покрытом пылью году,
	Не бегать за мальчиком, которому не нужна.
	Плачет о том, что сама эта мысль смешна,
	Плачет, что ей спокойно и хорошо,
	Дождь ли прошел или поезд ее ушел,
	Что она всегда теперь беззаботна и весела,
	И даже печаль, черт побери, светла,
	Что прекрасно все: горы, земля, трава,
	И дважды два по-прежнему дважды два.
	Плачет, что жизнь не укладывается в слова –
	Так прекрасна. Все прекрасно, пока жива.

         БАБОЧКА                                                                            


	У бабочки такая короткая жизнь:
	Только родишься – уже пора на покой.
	Давай, бабочка, живи, летай, торопись,
	Люби бабочку, бабочка, пока молодой.
	
	У нее в дрожащих устах сладчайший нектар.
	В мини-груди нерозданное тепло.
	Пока не смертельно болен, немощен, стар,
	Хватай крылом трепещущее крыло.
	
	Куда мы ни мчимся, все – к одному концу.
	Так мчись смелее, мой красавец лихой.
	Щедрее трать серебряную пыльцу.
	Завтра ты станешь бабочковой трухой.
	
	Трухой и пылью ляжешь в наших горах
	Под глупым и свежим безымянным цветком.
	И я, поливая слезой насекомый прах,
	Знать не смогу и не буду, плачу о ком.

          * * *                                                                            


	Надежды праздничные пропили,
	Других уже не подаем.
	А умираем, будто в опере:
	Сопротивляемся, встаем.
	
	Ах, как же хочется не кончиться,
	А продолжаться на земле.
	Как жизни радоваться хочется,
	Будь ты хоть черт на помеле.
	
	Мне в википедиях не числиться,
	Пою и двигаюсь не в такт.
	Но пощади меня, бессмыслица,
	Не приближай последний акт.
	
	Моей душе противна мистика.
	Нет Бога, Боже сохрани!
	А ты, земная абсурдистика,
	Повремени, повремени!
	
	Не жду знамения ответного,
	Но в отраженье узнаю
	И сына своего бессмертного,
	И дочь бессмертную мою.