Мартин Мелодьев/ Martin Melodiev

 

* * *                                                                             

"на краю Ойкумены"

1
Я не люблю Владимирскую Русь,
но ни к кому претензий не имею,
со всех сторон ощипанный, как гусь,
летя по направлению к Брунею.
…Златая цепь п о с а д о ч н ы х огней…
Оставьте шутки, мне и так хреново!
«Салям алейкум!» — скажет мне Бруней,
и я скажу: «Ариведерчи, Рома!»

2
Князь Роман, точите ваши лыжи:
власть устала отвечать на ласки.
Скоро вас пошлют куда поближе,
впрочем, нет, за минусом Аляски.

Sorry. Выезд в Лондон ограничен,
в том числе и Баренцевым морем.
Пусть сегодня пишетесь вы с «вичем»,
завтра вам присвоят личный номер.

Только с ним за клуб не поиграешь,
что же смотрите вы так оторопело?
Эта песня, что придумал Галич,
скоро будет петься а капелла.

Спросят вас со всех сторон мужчины:
— Князь Роман, ты знаешь слово «падла»?
И, собрав лучистые морщины,
палец вниз уставит Клеопатра.

3
О, эта тяга власти к волейболу:
перестановки и перепихушки.
Сегодня кандидат попал в обойму,
а завтра вылетает, как из пушки. 
О, эта тяга акции к протесту!
О, тяга пальцев, в рот засунутых, ко свисту.
О, тяга ног к лощеному паркету.
Карету мне! А лучше бы ракету.

О, эта тяга притвориться пьяным,
прикинуться наклейкой на пластинке,
где светлый ворох солнечной поляны
подбит бумажным бисером брусники.
Где сарафан царевны Несмеяны,
упорно не снимаемый, хоть тресни!
…Недаром так жестоко популярны
у нас в Дакоте авторские песни.

 * * *                                                                           

Осенняя глухо шумит листва, 
последняя утка летит; 
у тиной подернутого пруда 
беседка стоит-скрипит.

Ноябрь.Белый иней на тропах лег, 
природа скользит ко сну.
Мир Бунина… Солнечный уголек, 
высветливший сосну, — погас.
Офицеры идут… Куда? 
Сапог, отпечатавшийся в траве.
Еще один день и ветра, ветра!..
Коробка от папирос.

Пространства немая покамест грусть 
рисуется мне в бреду.
Найду ли слова, неизвестно… куст 
считает, что не найду.

Вселенная снегом занесена, 
зеленой Луны лимон.
Зане, провожающему — Синай, 
оставшимся — Парфенон.

ВОСПОМИНАНИЕ О КАЗУАРЕ                       

                                                  С.Глядинской 
 
Прохладный, как зеленая казарма, брезентовым июнем крыт пейзаж. Еще одно последнее сказанье календаря запущено в тираж. Сегодня в роще солнечно и тихо, стоит «Орбита», в облако смотрясь, по просеке цветы да земляника; не за горами август и сентябрь. Ничья земля.Две елки на пригорке… И не о виноградарства ли днях летучей филателией эпохи толкуют блики света на листах. По просеке, где мы с тобой гуляли, знакомой до последней стрекозы, осенним дымом счастья и печали, платками разноцветными, костры взмахнут, — но это в сентябре. …Сегодня в роще солнечно и тихо: стволы берез, цветы да земляника, да катерами — тени по траве.

СЕРЕБРЯНЫЙ ЦИРК                                    

Так идут по канату строки, 
по натянутой туго струне… 
Балансировать шестом не с руки, 
слишком просто: в сапогах по стерне.

Рассыпая дробь, оркестры ворчат 
под брезентами семи шапито.
Говоря: «Как эти струны звучат!», 
как натянуты — не скажет никто.

На серебряной пластине слюды, 
на чечеточной площадке листа 
силуэты оставляют следы: 
так могла бы танцевать пустота.

Впереди у них смена вех: 
элегантный соскок… Voila 
и проглотит железный век 
сероглазого короля.

А пока — по струне через цирк, 
разделяя восторг неумех.
…Из-под купола падает блик, 
освещая серебряный цех: 
арлекина в костюме Пьеро, 
поэтессу, в костюмах и без… 
Серебро… серебро, серебро: 
цвет и гордость российской 
словесности… Так, 
по струне через цирк, 
по струне, но зато без помех! 
И серебряный — падает блик, 
как слеза из-под век.

СИНИЙ САЛУН                                                


Голубые экраны… 
Пробивает ли их взрыв рекламы? 
И-их! посмотрите на мой свежевыбритый череп! 
Тихий вздох колориста: «шерри б!..» 
В черном небе одна за одной зажигаются звезды… 
не хочу я быть втянутым в этот сомнительный хаос! 
Любознательные чиканос добиваются встречи со мной, 
вот еще один: выбритая до синевы щека, нос.
Сколько зим, сколько лет! Фиолетовый бред 
глупых губ, непрестанно талдычащих «нет».
Пятьдесят синих песо.«Дорогая!..Купи себе кляп».
Синий высверк озер.
Лошадиные морды вдали вечереющих гор.
Хор синюшных детей.
Те же дети постарше, молча пьющие синий кофей.
У ручья издыхающая форель.
На пятнистом ковре — скорлупа авторучки, 
скончавшейся в муках.
А на улице дождь и гроза, и летит за каким-то рожном 
на лиловый балкон черный ворон под синим дождем.

КИЕВУ                                                                

Перешагну Печерский мост,
последний взгляд на город кину —
и в путь…
прощай, мой добрый Киев!
ненастоящий малоросс, прощай!
Лучами машет лето,
и сквозь листву садов густых,
как будто запонки в манжеты,
кресты просунул монастырь.
 
Тиха брусчатка на бульварах,
охвачен осенью, кирпич
желтеет… Дом наш, старый-старый,
на Паньковской. Жильцов не кличь.
 
А все же славно вспомнить город,
где можно думать ни о чем,
где близким ты привычно-дорог,
а прошлое наперечет.
…Спиралью прошлое течет
по Кругло-Университетской…
Прости мне этот стих эстетский,
мой город. Мой круговорот.
 
Не повторяй напрасно «Что там?»
Спираль той улицы крута.
На ней — за каждым поворотом
подстерегает пустота.
                                                     1978