Sasha Nemirovsky / Саша Немировский
Мой Амчик
(Памяти Александра Амчиславского)
«Мои короткие стихи
как дольки яблока на блюдце
они уже не соберутся,
как пальцы – крепко в кулаки»
(А.Амчиславский)
Это про то, что я помню о нём, о живом, улыбчивом, подвижном, щедром.
Это про то, что у меня болит, когда я спотыкаюсь о его, теперь вечное, отсутствие. Это для того, чтобы я не забыл эту боль.
Это письмо самому себе.
Начну с конца, с последнего нашего свидания 18 сентября 22 года.
Богом забытое кафе
за дни до твоего ухода.
В голове
одни важные темы, какую обсудить раньше?
Природа
улыбалась сентябрьским солнцем.
Под это разве можно в словах о страшном?
Полотенцем салфетки протереть столик,
в кольцах
кофейных пятен
Мы шутили о мелочах, а о главном, о боли,
я был невнятен.
Мы, как всегда, не договорили,
Моё: аэропорт, дорога.
Твое: в хлопотах,
Торонто.
Тропинка, паркинг, наши автомобили.
У меня не хватает опыта:
надо бы о важном,
чем мы горим – только мы молчим.
Твои волшебные, теперь осиротевшие, строчки,
разбросанные по журналам.
Как же так, что всё кончилось,
когда едва начиналось
прилива валом?
По жизни далее им самим,
собственными шагами.
Осталось
не принять зачёркивание.
Осталось одиночество,
подсвеченное твоими стихами.
Сашины стихи – это действительно свет. Они прозрачны, они пропускают через свои слова сияние Вселенной, усиливая, фокусируя его на болевых точках наших душ.
И это не потому, что Саша часто обращается к теме Всевышнего в своих стихах, а потому, что Саша умеет слушать мироздание и резонировать с ним.
Краткой была наша дружба. Сильной осталась наша духовная связь. Не было таких тем, которые мы не могли затронуть. От детей и любимых женщин, до политики, до совести и тщеславия и, конечно, до искусства поэзии и любимых стихов и песен.
Разнесённые на расстояние трёх часовых поясов, мы общались вдруг, спонтанно, но часто, продолжая разговор с той точки, на которой закончился предыдущий. Теперь пусто. Осталась память о голосе, о неторопливой, убедительной манере разговора и, о точно, к месту выраженной мудрости.
Иногда мы ездили друг к другу через границу наших стран и планировали встречи в третьих, заранее предвкушая удовольствие от их культур и нашего восприятия увиденного. Это была краткая, насыщенная жизнь, которую жила наша дружба пока она не споткнулась о внезапность смерти.
Где то пролегла граница,
за которой всё кончится.
Останутся лица
на фотографиях. Полчища
воспоминаний.
Когда бы знать
сколько ещё
отведено нам свиданий,
встреч, рюмок,
научился бы считать,
по-другому пожимать руки,
слушать звуки.
Научился бы жить жадно,
заглядывая в глаза,
Чтоб потом о сделанном, да не жалко.
Где-то пролегла полоса,
за которой к имени
добавляются цифры,
разбившегося о рифы
времени, ставшего теперь в линию.
Закончилось всё в Сентябре 2022, а началось всё в августе 2017 в городе Льеже, на литературном фестивале. Там я познакомился с поэтом Александром Амчиславским.
Судьба свела нас на краткий, как теперь оказалось, период для интенсивного творческого союза и дружбы. Влияние Саши на моё творчество переоценить трудно, но вернёмся к истории. Мероприятия того фестиваля мы посещали мало и плохо. Вместо этого, – мотались по Фландрии и смотрели на красоту. Ходили в музеи, соборы и болтались по улицам старой Европы. Там, в полусумраке Гентского собора, я впервые увидел на Сашином лице отражение света Создателя.
Саша всегда говорил, что мы пишем про себя. Даже когда мы пишем про других, то это всё равно про себя. Сашин лирический герой всегда присутствует в дыхании его строк. Он – Сашино alter-ego, иногда приниженное, но, как правило, возвышенное и улучшенное идеальное воплощение автора. Мечта о самом себе.
«Тот коридор широк и будто пуст,
а мы в нём - не скажу, что безголосы,
но так тихи, малы, простоволосы,
идём лопочем, не смыкая уст,
и каждый о своём, важнее нет –
старушка сына ждёт, и всё напрасно,
художник заговаривает краски
по-прежнему с холстом наедине,»
Он действительно заговаривал, и не только краски, но и слушателя, читателя. Казалось бы простая строка, стучится, не громко, не сильно. Но настойчиво. И она входит внутрь, никогда не с первого стука, и даже не со второго, но, набегающие волнами, они открывают, своим ритмом сначала маленькую дверцу в душе, а потом в нее уже льётся поток. И он расширяется и заполняет. Вот фрагмент из стихотворения «1918 год», написанное Сашей сто лет спустя:
«Курит поэтка волшебное зелье, курит,
чёрные раньше, нынче седые кудри
тонкой рукой свивает, тоской веет,
Господи! – просит и верит, не верит, верит,
молит о воздухе свежем, держась за стены,
даже в побелке запах и привкус сена,
что там на улице? – тот же фонарь, аптека –
может, и не было, видимо, не было века,
тот же фонарь, только жёлтым течёт светом,
будто бы выстрелы хлопают мокрым ветром,
и разгоняется, бьёт по своим чечётка,
катится яблочко, стынет лихая чёлка.»
Какое напряжение дыхания! Какой ветер в душе читателя! Как этот звук «рр» рокочет над каждой строкой, ударами стучась в душу, создавая образ. А потом, уже когда образ человека вызрел, когда мы его видим, автор переводит наш взгляд наружу, что там на улице? Почему героиня так курит, будто хочет зачеркнуть время? Надо ли говорить, что прообразом для этого стиха, являлась Ахматова? Наверное, нет. Надо ли говорить, что стихотворение оказалось пророческим? Тоже, наверное, не надо.
Тяжело говорить о потере поэта – легче – о приобретениях от поэзии. А приобретение от поэзии Амчиславского – это мудрость, входящая в душу через светлую грусть. Мы становимся богаче, и богатство это не из тех, что можно растранжирить пустыми действиями или словами. Оно оседает внутри плодородной почвой, на которой восходят ростки добродетели и умирает лес наших грехов. Я не могу это объяснить рационально, но после прочтения Сашиных стихов, я чувствую себя «чище».
Тема Всевышнего в Сашиных стихах требует особого исследования. Еврей, принявший христианство, человек, постоянно борющийся со своими грехами и побеждающий их. Побеждающий своим главным оружием – поэзией. Сашина поэзия, выражает его непоколебимую Веру, пронизывающую своей внутренней правдой и задающую нам, читателям, вечный вопрос: А прав ли ты, сомневающийся?
«Я боялся тебя, как мальчишка, вступивший на крышу,
я искал тебя, словно подкидыш – родного отца.
я молился тебе и не верил, что буду услышан,
как слепой, никогда своего не видавший лица.
. . .
Я с тобой говорил, я юродствовал, буйствовал, дрался
и себя убеждал, вырывая страницы из книг –
ты стоял у дверей, и молчал, и чуть-чуть улыбался, –
я уселся на камни и лбом к деревяшке приник.»
Его нет. Я нескоро ещё научусь обходить его отсутствие в моей жизни. Но как мне вырастить костыли, которые его всё равно не заменят?
Когда уходит поэт,
по другому звучат его строчки.
В них слышится мелодия точки,
даже если её там нет.
Слабым утешением является чувство, что ему Там нормально. Что Мастер получил свободу и покой, за которые было заплачено жизнью и любовью. Как он сам об этом писал:
«... уже всё можно, благо, не томит
ни жар ушедший, ни грядущий холод,
наш голод друг по другу чист и долог,
дымится поле к вечеру, а мы
с лесной опушки смотрим на закат,
на это, к счастью, пройденное поле,
как трудно выйти из родной неволи
и с муками к свободе привыкать,
когда невосполнимы голоса,
и клавиш разнополые полоски
родные воскрешают отголоски
и чем-то мокрым водят по глазам.»
(Саша Немировский. California,Woodside, Ноябрь 2022)