Борис Штейн/ Boris Stein
ИЗ ЦИКЛА НЕЗАКОНЧЕННЫЕ ЗАМЕТКИ
Слушать всё* * *
Понимал ли подросток всё, что позже случится,
Как судьба разыграет и размоет границы
Между явным и тайным у постов непогоды,
Что привязанность станет долгожданней свободы.
Вот он входит спокойно и прощается просто.
Он себя разгадает. Это март или возраст
Помешали пока что до конца убедиться:
У весны ненаглядной - ненаглядные лица.
ОПУС 75
На Волхонке, за колонкой АЗС,
Где пейзаж не застилал имперский блеск,
Где напротив был когда-то взорван храм,
И пустырь хранил бесценный прах и хлам,
А за ним в гранитах тёмная вода
Утекала, - так казалось, - в некуда
И впадала, поднимаясь, в небосклон,
Где на облаке включали патефон…
Там по облаком когда-то он и я
Сочиняли парадигму бытия.
То была прекраснодушная модель
Лучшей эры. В ней откликнулась капель
Поздней Oттепели. Ей освящены
Ожидания отсроченной весны.
Спят другие берега и спит река.
Ночь, седой двойник глядит издалека.
На Волхонке у Кропоткинских ворот -
Он один сейчас случайный пешеход.
Ни проездом, ни с повинной беглецом
Не вернусь. Но буду к прошлому лицом,
Дальше жить и побеждать внезапный страх
Разминуться навсегда в чужих мирах.
Там под облаком, влекомым синевой,
Не кори меня, - я более чем твой.
TALLIN BALTI
Как мы жили тем летом,
так не жил я потом:
в полдень в доме нагретом
оставались вдвоём,
ты в купальном халате
шла, веранду открыв,
было слышно, как катит
неумолчный залив.
А под вечер на Виру
в мокром блеске витрин
в утешение миру
был разлит ванилин.
На едином дыханье
промахнувши весь путь,
я хочу на прощанье
чёрный кофе вдохнуть
в незабвенном квадрате
между Карья и Пикк,
где к плечу на закате
Старый Томас приник.
Ты одна обогнала
эту тысячу лет
и, когда над вокзалом
вспыхнет северный свет
и назад в Бологое
побегут фонари,
-Что же станет со мною?-
Погоди, посмотри.
Я с тобой не расстался
на балтийском ветру,
опоздал, зазевался
и гляжу поутру,
как волна набегает,
полируя песок,
как над Копли взлетает
паровозный дымок,
как расходятся тени
на трамвайном кольце…
Что же, встав на колени,
так и надо в конце.
ТЕНИ
Я здесь ненужен и неведом
А вот заехал и остался,
Как пассажир, который следом
Сошёл и в гости навязался.
Шаги судьбы - они неслышны.
В растворе Кудринской и Бронной,
Где даже сумерки подвижны, -
Твой дом из юности бездонной.
Хромому ангелу в потёмках
Переселение приснилось.
И на обрывках и осколках
Как-будто что-то осветилось.
Легко просматривались тени
В остывшем сквере по соседству.
И, опустившись на колени,
Намокший куст склонялся к детству.
И так хотелось надышаться
На рубеже, где воздух выпит…
Они прошли через Египет,
Им было время возвращаться.
СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК
Моей бабушке
1
Выбирая свободный маршрут,
Облака приплывают за мной.
Что их гонит? - границы ли жмут
Неприкаянной жизни земной?
Или с неба случайная весть,
Открываясь, спускается вниз? -
Обернёшься: до юности здесь
Расстоянье короче, чем жизнь.
Отворив полусветом сады,
Время входит с дыханьем родным,
Поднимая со слитков воды
Нерастраченный медленный дым.
И пока подбираешь слова
И спрягаешь глаголы с трудом,
На глазах застывает Нева
И мосты покрываются льдом.
2
Ближний план за окном нелюдим,
Нескончаемо падает снег.
Петербург исчезает под ним
И уходит Серебряный век.
Этот век, без поправок и вех,
Обещал выпрямительный вздох.
Он - прекрасная выдумка тех
Кто развеивал мрачность эпох,
Обретённый потерянный дар,
Тонкий холод и строй языка,
И над женщиной таящий шар,
Зацепившийся за облака.
3
По Шпалерной в Таврический сад,
Под прицелом невидимых звёзд -
Не спеша подошёл снегопад
К ойкумене родительских гнёзд.
Глубину и молчание Здесь
Продолжает невнятное Там.
Непонятно, но может быть есть
Общий дом, не обещанный нам.
4
Заметён Царскосельский вокзал,
Николаевский спрятан во мглу.
Я когда-то сюда приезжал
Из Москвы через Тóсно и Мгу.
Проходил через кованный ряд
Многослойных чугунных дверей
И ловил настороженный взгляд
Ленинградских ночных фонарей.
А теперь этот век, этот знак, -
Парафраз с изменённой строкой.
Разожмёшь побелевший кулак
И отпустишь затёкшей рукой.